На самой высокой вершине долго не простоишь - холодно, ноги устают, да и скучно, куда ни посмотришь - горы...
Хочется куда-то еще.
Так и с Эдмундом Шклярским: была у него потрясающая вершина: "Иероглиф" и все около него. Ему удалось невероятное - в ключе западной культуры во всей полноте, сложности и тонкости воплотить суть культуры восточной.
Даосизм далеко не прост и вовсе не благостен, он меняет людей тотально и навсегда, и переоценка ценностей не проходит легко. Это вам не грустинка с какао на подоконнике - это смерть, а потом тяжелое рождение нового себя.
"Мое имя - стершийся иероглиф,
Мои одежды залатаны ветром
Что несу я в сжатых ладонях -
Меня не спросят, я не отвечу", - за этот текст Шклярскому предлагали сходу вручить восьмой дан.
"А может быть, и не было меня" - страшный вопрос, способный свести с ума (Гамлета в какой-то мере свел). Особенно если рядом: "Ты чувствуешь шепот неведомых слов и кружится голова... Дай себя сорвать!"
Дай. Передача светильника без этого не обходится - каким бы он ни был, но рано или поздно угаснет, и не факт, что тебя вспомнят хорошим словом те, кому ты же его и передал. Да и ладно: "остается пыль на словах пустых".
Надо еще научиться с этим жить: "легко быть просветленным на горе Тайшань - попробуй быть им на городском рынке".
"На море асфальта я вижу свой берег, свою золотую россыпь".
Иллюзорность мира - вовсе не интеллектуальное упражнение, а вопрос, требующий ответа: "как насчет того, чтобы умереть, стоя на голове?".
"Если б мне такие руки - руки, как у великана - я сложил бы на своих коленях, сам сидел б тихо, головой качая" - один из них, хотя есть и другие...
Недеяние - отнюдь не продавленный диван, а действие в бесстрастности, под влиянием простых и понятных законов, внечеловеческих, тяжелых... "Я пущенная стрела, и нет зла в моем сердце, но кто-то должен будет упасть все равно" - это мог бы сказать самурай перед битвой.
Кем бы ты ни был, но это все не навсегда, и тут самое мучительное: "достигнув вершины, продолжай восхождение". Или - по Эдмунду Мечиславовичу - "так мимо, мимо, мимо, мимо скорей".
Остальной Шклярский хорош, интересен и стилен, но нигде ему не удалось достичь такой гармонии формы и содержания, такой простоты слов и глубины вопросов, такой уместной недосказанности и точности акцентов.
"А может быть, и нет" (с).
